Все великолепье труб лишь только лепет трав перед тобой

«Всё великолепье…» М. Цветаева

Все великолепье
Труб – лишь только лепет
Трав – перед Тобой.

Все великолепье
Бурь – лишь только щебет
Птиц – перед Тобой.

Все великолепье
Крыл – лишь только трепет
Век – перед Тобой.

Дата создания: 23 апреля 1921 г.

Анализ стихотворения Цветаевой «Все великолепье»

Стихотворение Марины Цветаевой «Всё великолепье» является шестым по счёту в цикле «Ученик». Этот комплекс произведений был создан, по признанию самой поэтессы, неожиданно. Весной 1921 года она занималась переписыванием рукописей князя Сергея Михайловича Волконского, русского режиссёра и литератора. Эта работа отнимала у Марины Ивановны всё время, не оставляя сил для собственного творчества. Но вдруг, как пишет поэтесса, она «прорвалась Учеником».

В этом цикле переплелись различные темы и символы. В странствующем мудреце и его ученике мы можем узнать образы античных философов и их последователей, средневековых чародеев и подмастерьев, учёных Нового времени, неотличимых поначалу от колдунов, с помощниками. Герои идут вслед за солнцем, которое является и путеводной звездой, маяком в темноте неведения, и воплощённым Аполлоном – творческой силой.

Ближе к кульминации цикла мощно начинают звучать христианские мотивы. Мы встречаем намёки на речи Иисуса Христа о человеческих качествах («змия мудрей. голубя кротче…»), образы библейских персонажей (например, царя Давида), воинств Господних, Перста и Гласа Божия. Стихи ощущаются так, будто путешествие лирических героев ведёт исключительно к познанию бога и величия его творения – всего существующего мира.

Стихотворение «Всё великолепье», написанное поэтессой 23 апреля 1921 года, в этом свете становится настоящим гимном Творцу. Это произведение состоит из трёх строф по три строки. Стихотворный размер – трёхстопный ямб, причём третья стропа в третьей строке всегда усечена на один слог. Рифму можно представить в виде следующей схемы: abc abc abc. Произведение построено на повторах. Все трёхстишия начинаются с анафоры «Всё великолепье», а заканчиваются эпифорой « – перед Тобой».

Уверенность, что речь в стихотворении идёт именно о Боге-творце, проистекает из того, как поэтесса называет это существо. Автор обращается к нему на «ты», но при этом это местоимение записано с заглавной буквы. Такое благоговейно-доверительное отношение присуще христианским представлениям о боге. Нигде в православных молитвах мы не найдём любезного официозного «вы» в обращении к богу.

Большое значение в этом произведении имеет антитеза. В каждой строфе мы видим пару образов, которые противопоставлены друг другу, а все вместе – богу посредством эффектных пауз в строках. В первом трёхстишии это трубы и травы, во втором – бури и птицы, в третьем – крылья и веки. Интересно, что творения человека являются только малой частью земных «великолепий», о явлениях природы (ураганах и полёте птиц) автор говорит чаще. При этом природа тоже оказывается противопоставлена богу. Таким образом, поэтесса отделяет Творца от его творений, но не преуменьшает его могущества.

Источник

Все великолепье труб лишь только лепет трав перед тобой

Поэтическое богословие Марины Цветаевой. Беседа вторая

Борис Мессерер : Памятник Марине Цветаевой в Тарусе . www.showbell.ru

Бы­ва­ют со­стоя­ния, ко­гда прон­зи­тель­но ощу­ща­ет­ся за­ис­то­ри­че­ское, пре­дыс­то­ри­че­ское. В эти мгно­ве­ния (был час) ду­шев­ный взор прон­за­ет тол­щу ис­то­рии и на­чи­на­ют све­тить­ся пер­во­об­ра­зы. По­это­му пер­во­быт­ные пись­ме­на (древ­ние бы­ли) и вы­зы­ва­ют со­дро­га­ние, что ве­ща­ют не толь­ко о том, что бы­ло в древ­но­сти, а о том, что есть все­гда, что бы­ло до то­го, как всё ста­ло быть. Это со­стоя­ния, ко­гда в ис­то­ри­че­ское чу­дес­ным об­ра­зом (час чу­до­тво­рен) из­ли­ва­ет­ся (полн) ме­таи­сто­ри­че­ское – за­ис­то­ри­че­ское, на­дыс­то­ри­че­ское.

Ес­ли в пре­ды­ду­щем сти­хе – взгляд на На­ча­ло из со­стоя­ния до не­го и в нём, то здесь как бы вос­по­ми­на­ние о нём ( был… я пом­ню… ). Это опять мгно­ве­ние ( час ), ко­гда об­на­жа­ет­ся Ло­гос, вспо­ми­на­ет­ся пер­вый день, день тво­ре­ния. Тво­ре­ние ми­ра – это твор­че­ст­во со­вме­ст­ное ( бок о бок ) и с Ада­мом-муж­чи­ной, и с Но­вым Ада­мом, это твор­че­ст­во бо­го­че­ло­ве­че­ское.

Твор­че­ские им­пуль­сы из­ли­ва­ют­ся с транс­цен­дент­ных вы­сот ( зо­ло­той холм) . На них сни­зо­шёл Бог и взо­шёл че­ло­век. Бог тво­рил, име­нуя: «И ска­зал Бог: да бу­дет…» (Быт. 1, 3). И че­ло­век про­дол­жил тво­ре­ние, на­име­но­вы­вая: «…как на­ре­чёт че­ло­век вся­кую ду­шу жи­вую, так и бы­ло имя ей» (Быт. 2, 19). Бо­же­ст­вен­ное име­но­ва­ние-тво­ре­ние ( ручь­ев нис­па­даю­щих речь) сли­ва­ет­ся и про­дол­жа­ет­ся (спле­та­лись пре­див­но) в че­ло­ве­че­ском твор­че­ст­ве:

С пла­щом, нис­па­даю­щим с плеч.

Это тот са­мый плащ, ко­то­рый объ­е­ди­ня­ет Ада­ма и Еву (два под од­ним пла­щом) . По­эти­че­ское на­име­но­ва­ние срод­ни Бо­же­ст­вен­но­му тво­ре­нию, есть его про­дол­же­ние и с ним не­разъ­е­ди­ни­мо:

На­ко­нец, в по­след­ней стро­фе периодически по­яв­ляю­щий­ся об­раз хол­ма –

– по­лу­ча­ет своё раз­ре­ше­ние. Холм – это Гол­го­фа – выс­шая точ­ка ми­ро­зда­ния. Рас­пя­тие – ве­нец все­му (по­след­нее) – са­мое вы­со­кое ие­рар­хи­че­ское по­ло­же­ние:

Ибо «Нис­шед­ший, Он же есть и вос­шед­ший пре­вы­ше всех не­бес, да­бы на­пол­нить всё» (Еф. 4, 10). Ис­тин­ная цен­ность все­го про­яв­ля­ет­ся толь­ко в све­те этой выс­шей цен­но­сти ( зо­ло­том… по­след­нее зла­то ). В за­пре­дель­ной ти­ши­не (ти­хо… в по­кое ) Гол­го­фы ре­ша­ют­ся судь­бы все­го су­ще­го. В ней – на­ча­ло и ко­нец все­го:

Сно­вид­че­ский го­лос: Вос­ход

Про­вид­че­ский (сно­вид­че­ский) го­лос по­эта ут­вер­жда­ет: Рас­пя­тый Бог, Хри­стос – Аль­фа ( Вос­ход) и Оме­га ( За­кат ) бы­тия. Это уже упое­ние, не толь­ко скорб­ное, но и ра­до­ст­ное при­ня­тие бре­ме­ни кре­сто­но­ше­ния, бре­ме­ни Кре­ста, преображающего мир.

Сотворение мира: Отделение света от тьмы. Микеланджело Буаноротти ( Италия ). Сикстинская каппелла, Ватикан

Ес­ли в пре­ды­ду­щем сти­хо­тво­ре­нии тво­ре­ние ми­ра по­ни­ма­лось как со­твор­че­ст­во Бо­га и че­ло­ве­ка, то здесь че­ло­век ощу­ща­ет свою твар­ность и с тре­пе­том взи­ра­ет на ве­ли­чие Бо­жие. На при­зыв Да­ви­да: «Хва­ли­те Гос­по­да, все на­ро­ды, про­слав­ляй­те Его, все пле­ме­на…» (Пс. 116, 1) – ус­та­ми Ма­ри­ны Цве­тае­вой от­клик­ну­лось и пле­мя по­этов. Это вдох­но­вен­ное хва­ле­ние Гос­по­ду – «Пса­лом Ма­ри­ны». Бо­лее все­го он бли­зок Псал­му Да­ви­да о со­тво­ре­нии ми­ра:

«…Ты див­но ве­лик, Ты об­ле­чён сла­вою и ве­ли­чи­ем; Ты оде­ва­ешь­ся све­том, как ри­зою, про­сти­ра­ешь не­бе­са, как ша­тёр; уст­роя­ешь над во­да­ми гор­ние чер­то­ги Твои, де­ла­ешь об­ла­ка Тво­ею ко­лес­ни­цею, ше­ст­ву­ешь на крыль­ях вет­ра. Ты тво­ришь ан­ге­ла­ми Твои­ми ду­хов, слу­жи­те­ля­ми Твои­ми – огонь пы­лаю­щий… Ты по­ло­жил пре­дел, ко­то­ро­го не пе­рей­дут…» (Пс. 103, 1-9).

Так и долж­но быть по ком­по­зи­ции цик­ла: по­сле по­эти­че­ско­го опи­са­ния дня тво­ре­ния сле­ду­ет пес­нох­ва­ле­ние Твор­цу: все зо­ву­щие и про­слав­ляю­щие труб­ные зву­ки, му­зы­ка сфер – лишь толь­ко ле­пет трав – пе­ред То­бой; сонм сил, все ми­ро­вые бо­ре­ния и бит­вы – лишь толь­ко ще­бет птиц – пе­ред То­бой; са­мые за­пре­дель­ные по­лё­ты, вы­со­ты воз­душ­но­сти и ду­хов­но­сти – лишь толь­ко тре­пет век – пе­ред То­бой.

В ли­ри­че­ском же пла­не это мо­жет быть про­чте­но как при­зна­ние в лю­бов­ном вос­тор­ге, упое­нии лю­бо­вью к су­жен­о­му.

По хол­мам – круг­лым и смуг­лым,

Под лу­чом – силь­ным и пыль­ным,

За пла­щом – рдя­ным и рва­ным.

По пес­кам – жад­ным и ржа­вым,

Под лу­чом – жгу­щим и пью­щим,

За пла­щом – сле­дом и сле­дом.

По вол­нам – лю­тым и взду­тым,

Под лу­чом – гнев­ным и древ­ним,

За пла­щом – лгу­щим и лгу­щим…

По­след­нее сти­хо­тво­ре­ние цик­ла мож­но бы­ло бы оза­гла­вить: “По тер­ни­ям”. Дра­ма ми­ро­тво­ре­ния на­ча­лась. Как ощу­ща­ет себя в ней тво­рец, по­эт, жен­щи­на? Че­ты­ре стро­ки ка­ж­дой стро­фы да­ют че­ты­ре рас­кры­ваю­щие­ся в по­вто­ре­нии об­раза. Пер­вая опи­сы­ва­ет по­ле и го­ри­зон­ты жиз­нен­но­го пу­ти ( по хол­мам… по пес­кам… по вол­нам… ). По­сколь­ку жизнь – это про­хо­ж­де­ние сре­дин­но­го цар­ст­ва , то – не­пре­рыв­но под лу­чом кня­зя ми­ра се­го (солн­ца в пол­день). Тре­тья стро­ка – это ме­сто пре­бы­ва­ния «Я» по­эта. И в чет­вёр­той: плащ – об­раз учи­те­ля, имеющего две ипостаси.

Че­ло­век-тво­рец – не от ми­ра се­го, и по­слан­ник Бо­жий ( мы в этом ми­ре стран­ни­ки и при­шель­цы) . По­эт ост­ро чув­ст­ву­ет от­чу­ж­дён­ность, не­про­ни­цае­мость и не­при­ступ­ность ми­ра ( хол­мам – круг­лым и смуг­лым) , свою ого­лён­ность пе­ред всепо­гло­щающим хао­сом ( пес­кам – жад­ным и ржа­вым) , и ак­тив­ную вра­ж­деб­ность ми­ро­вых сти­хий ( вол­нам – лю­тым и взду­тым). Че­ло­век существует под не­пре­рыв­ным дав­ле­ни­ем ( под) мир­ских сил и в ка­ж­дое мгно­ве­ние про­ни­зан ( лу­чом ) ими. Это и объ­ек­ти­ви­ро­ван­ные ис­то­ри­че­ские си­лы, и без­лич­ные кос­ми­че­ские сти­хии.

Си­лы кня­зя ми­ра се­го опол­ча­ют­ся на по­эта-твор­ца бо­лее ( под лу­чом – силь­ным) , чем на про­сто­го смерт­но­го. Они стре­мят­ся за­ту­шить твор­че­ское го­ре­ние, ли­шить твор­че­ско­го ви­де­ния ( пыль­ным ), ис­пе­пе­лить в ду­ше всё ис­тин­но жи­вое и ду­хов­ное ( жгу­щим ). Это си­лы па­ра­зи­ти­рую­щие и вам­пи­ри­че­ские ( пью­щим ). Это и мерт­вя­щий ав­то­ри­тет ис­то­ри­че­ских норм и тра­ди­ций, от­вер­гаю­щий и би­чую­щий твор­че­скую но­виз­ну ( гнев­ным и древ­ним) .

В слож­ней­шей эк­зи­стен­ци­аль­ной си­туа­ции са­мо­оп­ре­де­ле­ние по­эта ока­зы­ва­ет­ся ис­тин­но хри­сти­ан­ским. Че­ло­век обя­зан быть твор­че­ски ак­тив­ным. Он должен со­вер­шить вы­бор, дей­ст­вие, шаг ( са­пож­ком ). Шаг этот ан­ти­но­ми­чен: и твёрд, ре­ши­те­лен (по­ступь в са­пож­ке ), и, од­но­вре­мен­но, ос­то­ро­жен (по­ступь са­пож­ка , но не са­по­га), про­ник­нут лю­бо­вью, со­стра­да­ни­ем, чут­ко­стью ( роб­ким и крот­ким ). Си­ла хри­сти­ан­ско­го дей­ст­вия в люб­ви и ми­ло­сер­дии. Его смысл – в про­ти­во­сто­янии ми­ро­вым сти­хи­ям ( силь­ным, жад­ным, лгу­щим и пью­щим, лю­тым и взду­тым, гнев­ным) . В этом об­ра­зе (роб­ким и крот­ким) от­ра­жа­ет­ся и чут­кое вслу­ши­ва­ние, вни­ма­ние го­ло­су Ис­ти­ны.

Генрих Ипполитович Семирадский. Грешница. 1873. Фрагмент: Христос и Его последователи

На про­тя­же­нии все­го жиз­нен­но­го пу­ти по­эт стре­мит­ся не­из­мен­но сле­до­вать ( сле­дом и сле­дом) за Учи­те­лем (три­ж­ды за пла­щом ), – ибо « Всё чрез Не­го на­ча­ло быть, и без Не­го ни­что не на­ча­ло быть, что на­ча­ло быть » (Ин. 1, 3). Сло­во Учи­те­ля ос­ве­ща­ет путь в цар­ст­ве мир­ско­го мра­ка, и есть этот свет в но­чи . Со­че­та­ния: пыль­ным пур­пу­ром, рдя­ным и рва­ным объ­е­ди­ня­ют не­что све­то­нос­ное (пур­пу­ром, рдя­ным) и за­тме­ваю­щее ( пыль­ным ) свет, взры­ваю­щее его ( рва­ным ). Об Учи­те­ле по­эти­че­ским шиф­ром го­во­рит­ся то, что о нём ска­за­но в Еван­ге­лии: «В Нём бы­ла жизнь, и жизнь бы­ла свет че­ло­ве­ков. И свет во тьме све­тит, и тьма не объ­я­ла его» (Ин. 1, 4-5). Все опи­сан­ные жиз­нен­ные стран­ст­вия по­эта прой­де­ны за Учи­те­лем, по тро­пам, про­то­рен­ным Им: «И Сло­во ста­ло пло­тию, и оби­та­ло с на­ми…» (Ин. 1, 14).

Но диа­лог по­эта с Твор­цом не яв­ля­ет­ся от­стра­нён­ным об­ме­ном смы­слов. Он на­столь­ко эк­зи­стен­ци­аль­но пе­ре­пле­тён, что ста­но­вит­ся диа­мо­но­ло­ги­че­ским. Это рас­кры­ва­ет про­хо­дя­щий че­рез весь цикл об­раз пла­ща . Он од­но­вре­мен­но сим­вол един­ст­ва с Учи­те­лем ( под од­ним пла­щом) и вы­ра­же­ние уче­ни­че­ско­го от­но­ше­ния к Твор­цу. Сим­вол бо­го­вдох­но­вен­но­сти жиз­ни и твор­че­ско­го дей­ст­вия:

Ду­шой, ды­ха­ни­ем тво­им жи­ву­щей,

И со­кро­вен­но­го еди­не­ния, со­вме­ст­но­го ог­ра­ж­де­ния от чу­ж­до­го, и за­щи­ти­тель­ной ак­тив­но­сти:

От всех обид, от всей зем­ной оби­ды

При пер­вом чер­нью за­не­сён­ном кам­не

Об­раз пред­веч­ной не­раз­рыв­но­сти муж­ско­го и жен­ско­го:

И в то же вре­мя здесь плащ – дес­ни­ца Са­мо­го Бо­га, ох­ра­няю­щая и еди­ня­щая два ды­ха­нья . И, на­ко­нец, не­пре­рыв­ное рас­кры­тие об­раза пла­ща скре­п­ля­ет­ся трое­крат­ным его ут­вер­жде­ни­ем в по­след­нем сти­хо­тво­ре­нии. Это эк­зи­стен­ци­аль­ная точ­ка един­ст­ва, не­раз­рыв­но­сти, мо­на­дич­но­сти бо­го­че­ло­ве­че­ско­го со­твор­че­ст­ва. Го­лос Учи­те­ля не­ред­ко зву­чит как внут­рен­ний го­лос твор­че­ской со­вес­ти по­эта. Здесь возникает вопрос: вер­но ли ус­лы­шан при­зыв Бо­га? Не звучат ли совсем иные го­ло­са? Это про­бле­ма рис­ка сво­бо­ды, бре­ме­ни от­вет­ст­вен­но­сти сво­бод­но­го твор­ца. Здесь же про­бле­ма по­ис­ка ма­те­рии и об­ре­те­ния сил к во­пло­ще­нию, – это бре­мя твор­че­ско­го во­пло­ще­ния. Итог му­чи­тель­но­го твор­че­ско­го ак­та вся­кий раз све­ря­ет­ся с об­ра­зом вдох­но­ве­ния, и все­гда твор­ца гло­жет со­мне­ние: не то, опять не то! (лгу­щим и лгу­щим). При бо­лее при­стра­ст­ном взгля­де в этом мож­но об­на­ру­жить и бо­го­бор­че­ский мо­тив. Та­ко­ва эк­зи­стен­ци­аль­ная диа­лек­ти­ка твор­че­ст­ва.

Блаженство Рая. В. М. Васнецов. 1885–1896 гг. Фрагмент росписи Владимирского собора в Киеве

Так рас­кры­ва­ет­ся смысл сти­хо­тво­ре­ния, ес­ли плащ при­над­ле­жит Но­во­за­вет­но­му Ада­му. Но здесь же вме­ще­на и дру­гая ли­ния: уче­ник-по­эт-жен­щи­на – за пла­щом учи­те­ля-Ада­ма-муж­чи­ны. Жен­щи­на пред­на­зна­че­на прой­ти по жиз­нен­ным тер­ни­ям че­рез все сти­хии и вре­ме­на за сво­им Ада­мом:

Источник